Всадники ночи - Страница 67

— Куда мы путь держим, Андрей Васильевич? За какой нуждой государь нас в эти земли послал?

— Надо ли знать тебе это, Иван Григорьевич? — покачал головой Зверев. — Столько я от тебя слов преданных об Османской империи услышал, что и не знаю теперь. Дело ведь намерен делать русское, а не турецкое. Османам от него, боюсь, тоскливо станет. Испорчу я своим делом их жизнь лет этак на четыреста вперед.

— Не так-то просто султанам в их деле помеху создать! — немедленно откликнулся Выродков. — Планы их, кто бы на троне кого ни сменял, неизменными остаются. Поперва принести веру басурманскую на земли Европы, а опосля и во всем прочем мире свой закон установить! И планы свои век за веком они успешно претворяют. Чего там говорить, коли да самой столицы фрягов дойти ныне сумели, Вену в осаде держат. Еще лет десять, двадцать — и дойдут они до самой Каталонии и с севера земли, недавно у них схизматиками отвоеванные, в лоно прежнее вернут…

Андрей повернул голову к боярину, усмехнулся, и тот моментально осекся, замолчал.

— Сказывай, сказывай, Иван Григорьевич, — разрешил князь. — Мне интересно.

— Ты знаешь, зачем я в басурманские земли отправился, Андрей Васильевич? — вздохнув, тихо спросил боярин.

— Откуда же мне знать?

— Уверен я был, княже, что вскорости война у нас с османами начнется. Война смертная. После которой, может статься, и корня русского не останется. Потому в путь и пустился, что ворога получше узнать хотел. Чтобы секреты его выведать, планы, хитрости. Коли заранее все это узнать, то в войне грядущей нам хоть немного, да легче будет. Подготовиться успеем, свои хитрости создать. За три года столько я проведать успел, что ныне из меня сие и выплескивает. Поделиться хочу с каждым, кто выслушать готов. А за землю отчую я живот свой положу без колебания. В этом ты, Андрей Васильевич, не сумневайся.

— Типун тебе на язык, Иван Григорьевич. Как бы и вправду не пришлось.

— Да я…

— Не надо, — перебил его Андрей. — Нам не погибнуть надобно, а назад вернуться целыми и невредимыми. Да не с пустыми руками.

— Так что нужно-то, князь? Не томи!

— Для начала просто до Казани доехать. Не шумя, не высовываясь, внимания не привлекая. Войны, как государь наш заметил, меж Москвой и ханством нет. Так что сделать это будет не трудно… Надеюсь.

— Легко, Андрей Васильевич!

— Не стоит татар недооценивать, боярин. Они могут и догадаться, что неладно с нами что-то. Товара нет, людей много. Куда едем, зачем?

— Как куда? К другу моему, эмиру Камай Хусаин-мурзе! В Каффе мы с ним встретились да сдружились, пока корабля попутного до Самсуна ждали. Приглашал он меня к себе, кочевье у него за Нурминой. Всего день пути за Казань будет. И я его к себе звал, да покамест не добрался он до Руси.

— Это верно? Он и вправду твой друг?

— А как же, княже! Столь умного собеседника я несколько месяцев и до того, и после не встречал. Помню, зело тосковал мурза при нашей разлуке. Его рабы токмо кланяться да песни выть умели. Рази с ними не затоскуешь?

— Отлично! — обрадовался Зверев. — Тогда вперед! Ты себя за главного выдавай, а я так, в приятелях поеду. Молчать больше стану да головой крутить.

— Как скажешь, Андрей Васильевич.

— Один вопрос…

— Слушаю, княже.

— Вот ты там был, Иван Григорьевич. Много поездил, много увидал, многое разведал… Как думаешь, когда война Османской империи и Руси нашей начнется?

— Скоро, княже, скоро. За два десятка лет добьют басурмане схизматиков, покорят Европу до самого моря. Порядок наведут, недовольных задавят. Опосля на нас повернутся. Стало быть, лет через тридцать придут. Може, чуть ранее. Тяжело нам тогда придется, Андрей Васильевич, ох, тяжело. Иной раз такой страх разбирает, что о смерти думаю. Коли не доживу до беды этой, не увижу — так и хорошо. Опасный враг эти османы, ох, опасный! Ты знаешь, княже, что они придумали? Пушки, тюфяки эти, каковыми мы крепости обороняем, с собой возить и в поле по ворогу из них стрелять! И по крепостям рыцарским бить! Вот как. А уж пушки, пушки они лить умеют. Видел я в Седдюльбахире, как османы тюфяки супротив кораблей чужих по берегам ставили. — Иван Григорьевич опять оседлал любимого конька, и останавливать его было бесполезно. — Растопили они бронзу не менее шести тысяч пудов в четырех печах да разом в форму вылили. И все у них получалось ладно и складно, никто из двух десятков мастеров ничего не напутал, не забыл, не опоздал. Разом вся бронза в форму залилась, после чего на цельный месяц ее остывать оставили. Как схватился металл, решили его опробовать. Порохом забили, ядро опустили каменное, в половину сажени толщиной да пенькой обмотанное. Как стрельнули — так аж до другого берега моря оно долетело! Вот какие они стволы умеют отливать…

Возле Курмышского брода стоял дозор порубежной стражи. Все, как при Звереве: половина холопов спит, половина рыбу ловит, все без брони, у дороги всего четыре ратника с рогатинами.

— Куда путь держим, бояре? — лениво спросил один из оружных воинов, оглядывая собравшуюся на поляне полусотню.

— Друга свого навестить хочу, Хусаин-мурзу, — с готовностью ответил боярин Выродков. — Мыслю, за месяц обернемся.

— Верно ли сие? — засомневался порубежник.

— Сам не видишь? — ответил ему Андрей. — Без обоза идем. Стало быть, ни торговать, ни воевать не собираемся. Коли спросят — скажешь, князь Сакульский проезжал.

Зверев тронул пятками коня и первым пересек Суру.

На татарской стороне дозоров не было. Путники вообще никого не встретили первые пятнадцать верст пути. Впрочем, оно и понятно. Шайки, что шли грабить русских, своих тоже не очень жалели. А уж тем более не жалели чужаков русские сотни, что преследовали захвативших добычу разбойников. Посему чувашские племена, которым принадлежали здешние земли, от опасных мест держались подальше.